Слава Спартака пережила его самого, а его имя стало символом борьбы угнетенных масс против угнетателей. Несколько поколений наших соотечественников росли и мужали на этом примере. Так что сомнений в революционности «самого великолепного парня во всей античной истории» (по выражению Карла Маркса) просто и не возникало…
Древние историки Аппиан, Флор, Орозий, Саллюстий — относились к восстанию Спартака негативно. Оно и понятно: рабство тогда было нормой, а восстания невольников — нарушением общественного порядка. Однако в XVIII веке положение резко меняется. Великая французская революция возлюбила Спартака как символ борьбы! И с легкой руки Карла Маркса Спартак стал «истинным представителем античного пролетариата»! Немудрено, что события на территории Римской республики 73-71 годов до нашей эры отечественные историки называли «прогрессивными», а главной целью вождя восставших всегда считалось освобождение рабов. Но как раз этого Спартак и не сделал…
Выбрали смерть
Тот факт, что гладиаторы не просто рабы, а рабы-смертники, лег в основу призыва к восстанию. По словам древнеримского историка Аппиана, «Спартак уговорил около 70 человек из числа своих товарищей-гладиаторов пойти на крайний риск ради свободы, указывая им, что это лучше, чем рисковать своей жизнью на арене для потехи зрителей».
Все это происходило в самой престижной школе бойцов для арены Корнелия Лентула Батиата в городе Капуе близ знаменитого Везувия (в то время мирно спавшего).
Это заведение напоминало тюрьму: двухэтажные казармы вокруг двора для тренировок. Наружу выходить запрещалось. По словам античного историка и писателя Флора, горожане гладиаторов боялись, считая «ходячими покойниками», «живыми мертвецами», обреченными на скорую смерть. Ланиста (так называли хозяев подобных школ) в молодые годы сам выступал на арене. Некоторые историки считали его личным тренером Спартака. Своих питомцев хозяин со своеобразной лаской называл «монстрами», а школу — «фермой» для выращивания монстров-гладиаторов.
Для поднятия боевого духа атлетов ланиста устраивал им пирушки с «волчицами» (девицами легкого поведения). Легенда гласит, будто иногда в бойцов-победителей влюблялись даже высокопоставленные римлянки — женщин во все времена привлекала сила. Романы случались, когда римские патриции нанимали «профессиональных убийц» — гладиаторов в телохранители женам…
Итак, Лентул Батиат прилагал все усилия, чтобы его «товар» (дорогостоящий, кстати сказать) пребывал в хорошей физической форме. И хотя этот ланиста кормил своих парней на убой, современники шептались, что побег именно из его школы не случаен, что дикая жестокость хозяина была тому причиной. «Слыша дыхание в спину» конкурентов, Батиат трясся, как бы не потерять престижную нишу для своих «монстров» на арене Колизея, закручивал гайки и выжимал из рабов все соки. А те не собирались влачить существование «долгоиграющей жертвы», и потому призывы Спартака попали на благодатную почву…
Побег не был стихийным…
Спартак накануне побега уже не был простым гладиатором: в школе Батиата он работал тренером, мог выходить в город, навещать свою жену. Его супруга, как и сам он, была родом из Фракии (территория нынешних Болгарии, Греции и Турции). По свидетельству Плутарха, «когда Спартак был впервые приведен в Рим на продажу, видели, что вокруг лица спящего Спартака обвилась змея. Жена Спартака, его единоплеменница, пророчествовала и, одержимая дионисическим исступлением, объявила, что это знак предуготовленной ему великой и грозной власти, которая приведет его к злополучному концу».
Некоторые исследователи склоняются к мысли, что эта история могла быть этаким доморощенным пиаром, агитацией в пользу величия будущего вождя. Супруга и сторонница Спартака (кстати, следовавшая за ним повсюду) могла сознательно внедрять в мозги молодых гладиаторов идею о предназначенности самим небом Спартаку судьбы великого вождя. Некоторые детали побега из школы Батиата указывают на весьма грамотную подготовку к активным действиям, как бы перечеркивая тем самым излюбленную классиками марксизма тему стихийности выступлений народных масс.
К слову, среди заговорщиков оказался предатель. Но побег удался, правда, из 200 рабов прорвалась через охрану школы лишь треть. Спартаку откуда-то стало известно (?) об утечке информации, и он перенес на более ранний срок день восстания.
…По знаку верхушки заговорщиков (Эномая и Крикса) самые отчаянные рабы внезапно бросаются на охрану, свалка, шум-гам, группа самых умных (видимо, те самые 70 человек) уходит в отрыв. К тому моменту они (по Плутарху) уже были вооружены кухонными ножами и вертелами из школьной кухни. Повезло? Под руку попались?!
По дороге беглецы встретили повозку, которая везла оружие для гладиаторских игр в соседний город! Опять удача? Едва ли, скорее хорошая подготовка, ведь Спартак как тренер мог выходить в город, получать разведданные, выбирать время для побега… В результате отчаянные парни достигли Везувия и в чащобе у его подножия выбрали предводителей. «Первым из них был Спартак» (Плутарх). Гладиаторы из школы Батиата составили костяк повстанческой армии, которая вскоре за счет новых беглецов увеличилась в 10 раз! Почти без оружия и доспехов спартаковцы разгромили римлян у подножия Везувия.
Несмотря на резкий рост численности рядов восставших, дисциплина была железной. Например, вождь «запретил купцам, торговавшим с его людьми, предлагать вещи из золота и серебра, а своим — покупать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую цену и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали. Приобретая таким путем нужный им материал, мятежники хорошо вооружились и часто выходили на грабеж. Сражаясь снова с римлянами, они побеждали их и, нагруженные добычей, возвращались к себе» (Аппиан, «Гражданские войны»). Принцип «экспроприации экспроприаторов» вождь воплотил простым приказом без лишней болтовни и громких лозунгов. Это определенно роднит его с революционерами.
Свобода как товар
Восставшие преподнесли Спартаку боевые трофеи: преторские знаки отличия и ликторские связки. Вождь объявил себя претором — заместителем консула (консул — высшая государственная должность в Древнем Риме). Претору давались официальные права освобождать рабов и устраивать бои гладиаторов во время похорон. И если первое право новый претор проигнорировал, то второе реализовал полностью. По свидетельству Орозия, однажды на похоронах. Спартак устроил гладиаторские бои с участием 400 пленных римлян. Но ведь по законам Древнего Рима военнопленные еще не рабы! А вот гладиаторы — это уже рабы. Выходит, Спартак, не освободив еще никого, обратил 400 несчастных в рабство! Все предшественники Спартака предводители восстаний — первым делом дарили рабам свободу. Так, например, лет за 60 до Спартака произошло Первое сицилийское восстание под предводительством весьма экзотического человека…
Невольник Евн слыл магом и чародеем, свои пророчества он иногда «изрыгал» в виде огня. Его хозяин Антиген устраивал шоу для гостей. Евн предсказывал, что скоро он, жалкий раб, станет царем. Гости смеялись, кидали шуту куски со стола, приговаривая, чтобы он, когда станет царем, не забыл бы их доброту. Вся эта комедия закончилась тем, что Евн, возглавив восстание рабов, воссел на троне! А милости, о которых гости просили в шутку, получены были ими не без труда. Но главное: первым же своим законом Евн ограничил рабство!
В это же время на западе Малой Азии, в античном городе Пергаме незаконный сын (от наложницы) местного царя по имени Аристоник возглавил восстание местной бедноты. В результате он основал Государство Солнца и отменил рабство полностью!
За три десятка лет до выступления Спартака (а это 104-99 годы до нашей эры) произошло Второе сицилийское восстание. Один из его лидеров — Афинион — славился как искусный звездочет. Он внушил повстанцам, будто боги возвестили ему через звезды, что надо не рушить, а приумножать богатства страны, поэтому часть бунтарей Афинион оставил «на хозяйстве», объявив рабов свободными тружениками!
Примерно в то же время и на том же острове сын богатого папочки Тит Минуций влюбился в чужую рабыню. Он принялся собирать деньги для выкупа красавицы, но к сроку не успел. Тогда он подбил на восстание своих собственных рабов! В пурпурном одеянии, с царской диадемой на голове Тит даровал 400 невольникам свободу еще до начала военных действий!
Словом, среди вождей попадались очень разные и весьма эпатажные люди, но все они вправе считаться борцами за народную свободу. Один лишь Спартак освобождать рабов и не пытался. Как же, в таком случае, он стал символом революции?
Вождь бунтовщиков — символ бессмертия
В Древнем Риме современники к Спартаку относились с презрением, как к рабу-гладиатору. Следующее поколение чуть повысило его статус, приравняв к знаменитому полководцу Ганнибалу. Но во всей древнеримской литературе Спартаку посвящено меньше 4 тысяч слов! Выглядит это так, будто древние историки считали: чем реже этого бунтовщика упоминать, тем будет меньше позора для истории отечества. Но уже для Плутарха, родившегося спустя чуть более 100 лет после восстания гладиаторов, Спартак — это «человек, не только отличавшийся выдающейся отвагой и физической силой, но по уму и мягкости характера стоявший выше своего положения и вообще более походивший на эллина, чем можно ожидать от человека его племени».
В эпоху Возрождения Спартака совсем было забыли, а в XVIII веке вспомнили! Времена наступили мятежные, и раб-бунтарь попал «в тему». За 20 лет до взятия Бастилии Вольтер назвал восстание гладиаторов «единственной справедливой войной в истории». В XIX веке интеллектуалы Европы использовали образ мятежного гладиатора как собственное видение свободы. А Карл Маркс вообще поставил Спартака в центр всей римской истории! Вот почему Великая французская революция возлюбила Спартака как символ борьбы! Красная гвоздика, разорванная цепь, рука, сжатая в кулак, часто использовались как знаковые образы первым в мире профессиональным революционером Карлом Марксом. В выборе классиком Спартака как символа борьбы против эксплуататоров, сознательного лидера с определенной социальной программой, была своя логика.
Скажем, происхождение — не последняя вещь для вождя восстания. Римский историк и писатель Луций Флор писал о Спартаке как о фракийском наемнике, «ставшем из солдата — дезертиром, из дезертира — разбойником, а затем за почитание его физической силы — гладиатором». Тут все сходится. Человек из народа, отказавшийся стрелять в своих соотечественников, бежал из армии, партизанил в лесах, был пойман и наказан власть имущими. Определенно, свободолюбивый атлет и при этом интеллектуал (по свидетельству Плутарха) более других претендентов подходил на роль культовой фигуры. Ну не шутов же с огнем изо рта, типа Евна, выбирать в символы, в самом-то деле? И уж конечно, не папенькиных сынков вроде Тита Минуция, который свою личную жизнь — и ту не в состоянии был устроить!
Или взять Аристоника из Пергама: опять же, происхождение не то — хоть и незаконный, а все ж царский сын. Афинион? Тот вроде мужик крепкий, хозяйственный, но не орел! К тому же притворялся экстрасенсом-звездочетом, а всяческое мракобесие — ну никак не революционная тема.
Правда, характеристика Спартака как «истинного представителя античного пролетариата» (по Марксу) грешит неточностью: ну какой-такой «пролетариат» до Рождества Христова?! Да и сам гладиатор, похоже, себя бунтовщиком не мыслил. Судя по всем его действиям, он мечтал о лаврах великого полководца, и в полной мере свою мечту реализовал множеством славных побед. С именем Спартака на устах бойцы шли в бой и творили чудеса героизма. И, главное, они не сгинули бесследно на потеху праздной избалованной толпе, как тысячи несчастных до них, а вместе со своим полководцем шагнули в бессмертие…
Людмила Макарова
