Дата 27 января (8 февраля по новому стилю) 1837 года известна не только любителям литературы и искусствоведам. В этот день состоялась дуэль, оборвавшая жизнь великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. До сих пор это событие вызывает множество вопросов у исследователей прошлого. И многие вопросы связаны с личностями двух людей — Жоржа Дантеса и его приемного отца, барона Геккерна.
Роковая дуэль на Черной речке, состоявшаяся в конце января 1837 года, была четвертым случаем, когда Александр Пушкин выходил к барьеру с пистолетом в руках. А получать и принимать вызовы на дуэль ему приходилось гораздо чаще — 21 раз! Причем в 15 случаях инициатором вызова был сам поэт, отнюдь не отличавшийся кротким нравом. Но при этом он достаточно легко соглашался на примирение. В случае с Дантесом поэт настойчиво добивался поединка насмерть. И явно не собирался отказываться от своего выстрела, как неоднократно это делал прежде. Увы, судьба распорядилась так, что дуэль закончилась ранением и последующей смертью Пушкина. В этом принято обвинять Жоржа Дантеса, спустившего курок. Но гораздо более зловещую роль в событиях 1837 года сыграл приемный отец Жоржа — барон Геккерн.
Горе-дипломат
Барон Геккерн был всего на семь лет старше Пушкина, а пережил его почти на полстолетия. Но ведь не для конфликта с русским поэтом он был направлен в Санкт-Петербург королем Нидерландов Виллемом I Оранским! Что представлял собой Геккерн как дипломат? Быть может, голландцам, в отличие от русских, есть за что вспомнить добрым словом своего соотечественника? Для ответа на эти вопросы нужно погрузиться в детали его биографии.
Родился Луи Борхард де Беверваард, барон Геккерн, 28 ноября 1792 года в небольшом голландском городе Зютфен. Свою карьеру начал добровольцем на флоте. При Наполеоне был награжден званием барона Империи, затем стал дипломатом при нидерландском посольстве в Стокгольме.
В 1822 году он прибыл в столицу Российской империи в качестве посланника нидерландского министра. За все годы своей работы в Петербурге Геккерн отличился тем, что абсолютно не участвовал в решении важнейших международных проблем. Даже таких, как Бельгийская революция 1830 года, когда Бельгия боролась за независимость от Нидерландов.
Министр иностранных дел и государственный министр Нидерландов Йохан Гийсберт Верстольк ван Зелен неоднократно писал в Петербург, надеясь на поддержку России в подавлении восстания. Но посланник был слишком занят личными утехами. Ему куда приятнее было проводить время за развлечениями с юными мужчинами в салоне графини Бобринской, чем заниматься государственными делами. Интересы Нидерландов в Петербурге вынужден был отстаивать секретарь нидерландской миссии О’Сюлливан де Грасс. Но и его надолго не хватило. Вскоре поэт и прозаик де Грасс официально перешел на службу к правительству Бельгии, которая с 1830 года стала независимым королевством во главе с королем Леопольдом I.
«Отец» и «сын»
Осенью 1833 года барон Геккерн познакомился в петербургских великосветских кругах с французским офицером Жоржем Шарлем Дантесом. Через пару лет, приехав в Гаагу, он обратился с ходатайством к королю Виллему. Геккерн обьяснил, что он не женат и не имеет законных наследников, но проживает под одной крышей с «юным бароном Шарлем д’Антесом», оказывает ему всяческое покровительство, намерен усыновить его, завещав свои имущество и имя, и просит принять так называемого «сына» в голландское подданство.
Но король разрешения на усыновление не дал. По голландским законам, усыновитель не мог быть моложе 50 лет, а усыновляемый мог быть только несовершеннолетним. И они должны были проживать совместно не менее шести лет. А вот насчет присвоения Дантесу фамилии Геккерн монарх был вовсе не против. Дантеса также удостоили голландского подданства и даже зачислили в дворянское сословие страны. Но в течение года Главная дворянская палата Голландии, как и любой подданный голландского монарха, могли это постановление оспорить. Лишь при отсутствии возражений оно могло вступить в силу.
В Петербурге Геккерн благополучно утаил от всех, что в усыновлении ему отказано и что Дантес сможет законно пользоваться предоставленной ему фамилией Геккерн только через год. В России в эту ложь поверили. Между тем барон постепенно начал проявлять всю низменность своей натуры.
«Патент рогоносца»
Осенью 1836 года, когда Дантес был болен, в разговорах с Натальей Гончаровой именно Луи Геккерн исполнял неблаговидную роль посредника и сводника, всячески побуждая ее к супружеской измене. Барон уверял, что Дантес умирает от «неразделенной любви к ней». По-видимому, анонимное письмо, полученное Пушкиным в ноябре 1836 года и ставшее причиной вызова им Дантеса на дуэль, было написано рукой того же Геккерна. В своих записях Пушкин категорически утверждал: «По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата». Далее он прямо называет барона Геккерна автором анонимки в одном из своих писем: «Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына». Поэту было от чего прийти в ярость — анонимка содержала крайне оскорбительные намеки на то, что Наталья Гончарова находится в связи не только с Дантесом, но и с царем Николаем I. Самому же Пушкину автор письма издевательски присваивал «патент на звание рогоносца».
Получив скандальное письмо, поэт в тот же день направил Дантесу вызов на дуэль. Но этот поединок, в первую очередь, не сулил ничего хорошего голландскому посланнику Геккерну, который мог лишиться своего поста и быть выдворенным из России. Для того чтобы дуэль не состоялась, барон стал уверять весь свет, что ухаживания его «сына» адресованы сестре Натальи — Екатерине. На этот раз он добился своего — Пушкин отозвал вызов.
Что бы ни говорили о Дантесе, но трусом он точно не был, и это видно из письма, которое он написал секунданту Пушкина и всем, кто старался уладить это дело: «…я не хочу, чтобы получилось впечатление, будто я женюсь во избежание дуэли».
Вскоре Пушкин написал письмо, которое не задевало чести Дантеса: «Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Жоржа Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов как не имевший места, узнав из толков в обществе, что г-н Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении жениться на м-ль Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека».
Два выстрела
Через две недели после свадьбы с Екатериной Дантес вновь позволил себе вольности по отношению к Наталье Гончаровой. На этот раз «процесс был запущен», и остановить его было уже трудно. Пушкин был настроен решительно, какие-либо переговоры об отмене дуэли вести с ним было бесполезно. И дуэль, к сожалению, состоялась.
Но что интересно, вызывающей стороной был не Пушкин, как часто ошибочно считают. Поэт 26 января 1837 года написал письмо, полное оскорблений в адрес обоих Геккернов. Причем направил он его не Жоржу, как можно было бы ожидать, а старшему барону. Видимо, Луи Геккерн действительно играл во всей этой интриге весьма значительную роль, и Пушкину об этом было прекрасно известно. Письмо было написано в таком ключе, что Дантесу ничего не оставалось, кроме как ответить вызовом. При этом он настаивал на том, что поединок должен произойти в ближайшее время.
Дуэлянты встретились на Черной речке днем 27 января. Условия поединка, выдвинутые Дантесом, были крайне жесткими, но Пушкин и его секундант Константин Данзас не сделали ни одной попытки их смягчить. Соперники стрелялись с 20 шагов, барьер составлял 10 шагов. Стрелять можно было в любой момент во время выхода к барьеру.
Дантес стрелял первым и попал поэту в живот. Пушкин упал на снег, но продолжал настаивать на том, чтобы произвести ответный выстрел. Однако при падении ствол его пистолета забился снегом. Пушкин попросил заменить ему пистолет. Секундант Дантеса виконт д’Аршиак начал было возражать, но Жорж знаком остановил его. Пистолет был заменен. Пушкин выстрелил, попав Дантесу в область груди и задев при этом руку.
После этого дуэль закончилась, и Пушкина спешно повезли в дом на набережной Мойки. Сразу было трудно определить, насколько тяжела рана, но как только за дело взялись врачи, стало ясно, что ситуация практически безнадежна. Борьба за жизнь поэта продолжалась два дня, но 29 января он умер. Уже в наши дни развернулась дискуссия по поводу того, были ли у врачей вообще шансы спасти жизнь Пушкина. Тщательное изучение данных показало: несмотря на то что некоторые ошибки в ходе лечения действительно были допущены, поэт был обречен с того момента, как в него попала пуля.
Странный характер ранений, полученных Дантесом, а также то, как он удивительно быстро оправился от них, дали повод многим исследователям подозревать, что на дуэль француз явился облаченным в скрытый защитный жилет. Некоторые утверждают, что сделано это было по настоянию старшего Геккерна, который специально заказывал защиту для приемного сына в Лондоне, задолго до дуэли. Но убедительных доказательств этим предположениям нет.
После гибели Пушкина на рапорте о дуэли Николай I начертал: «…рядового Геккерна, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».
1 апреля 1837 года Жорж Дантес-Геккерн был вынужден покинуть Россию. Вскоре следом за ним отправился и его приемный отец.
Неуловимый беглец
Став голландским посланником в Вене, Геккерн и там плел интриги против самого Николая I, на которого был обижен до конца своих дней. Репутацию в обществе он заслужил исключительно отрицательную. Например, графиня Дарья Фикельмон, знавшая Геккерна очень хорошо, характеризовала его как «лицо хитрое, фальшивое и малосимпатичное». Следует признать, что человек, подтолкнувший великого поэта к роковой дуэли, сделал это не следуя какому-то глобальному замыслу, а просто из-за мелочности и склочности своего характера. Он был отнюдь не мастером политических интриг, хотя и занимался ими с увлечением.
Накануне Крымской войны, в июне 1853 года, русский дипломат Павел Киселев доложил в Петербург: «…французское правительство употребляет все возможные меры давления на Австрию, вплоть до угроз возбудить против нее восстание в Ломбардии, и все это с целью вооружить Австрию против России. Интересно, что очень враждебную России активную роль в этих франко-австрийских секретных переговорах играл старый барон Геккерн, тот самый, который так гнусно и позорно вел себя в роковом деле поединка его «приемного сына» Дантеса с Пушкиным».
Несмотря на то что Геккерн жил в Вене, а Дантес делал карьеру во Франции, «отец» и «сын» не забывали друг о друге и состояли в весьма увлекательной переписке. Благодаря Дантесу Геккерн постоянно находился на связи с французским правительством.
Франция тогда добивалась, чтобы Австрия примкнула к антирусской коалиции. Русское же правительство надеялось на австрийскую поддержку — в благодарность за подавление русскими венгерского восстания. В итоге Австрия осталась нейтральной и оставила Россию одну перед лицом враждебной коалиции. Геккерн, должно быть, ликовал.
В 1855 году австрийский император Франц Иосиф наградил Дантеса орденом Почетного легиона. Геккерн по этому поводу писал, не скрывая ликования: «Были три императора и один молодой француз. Могущественный монарх изгнал его из своей страны в самый разгар зимы, в открытых санях, раненного! Два других государя решили отомстить за француза. Один назначил его сенатором в своем государстве, другой — пожаловал ему ленту большого креста! Вот история бывшего русского солдата, высланного за границу. Мы отмщены, Жорж!».
Скончался барон Луи Геккерн 28 сентября 1884 года в Париже, не оставив о себе ничего, кроме скупых архивных данных.
По протоколу
Текст официального донесения о дуэли Пушкина, написанного старшим врачом полиции Иоделичем выглядел так: «Полициею узнано, что вчера в 5 часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком Кавалергардского ее величества полка Геккерном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. О чем вашему превосходительству имею честь донесть».
