Это была первая в истории страны антарктическая спасательная экспедиция. 18 февраля 1986 года сразу после вручения в Кремле Звезд Героя Советского Союза трех награжденных попросил остаться для беседы Андрей Громыко. Хорошо известный во всем мире как министр иностранных дел, он в 1985-м был назначен председателем Президиума Верховного Совета СССР. Почему разговор состоялся без лишних свидетелей? Многое из случившегося тогда не подлежало огласке — до поры до времени детали операции держали в тайне.
Кромка льда на 8 марта
Тот рейс для научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов» начинался вполне буднично: прощание с родными, выход в море. Буднично, если не считать позднего прибытия к самой сложной по ледовым условиям антарктической станции «Русская». Эту станцию по графику необходимо было обеспечить грузами не позднее февраля, в то время как «Михаил Сомов» подошел к кромке льда только 8 марта 1985 года, когда антарктическое лето уже закончилось. До «Русской» еще предстояло преодолеть порядка 200 морских миль (около 400 километров) тяжелого льда.
В середине 1980-х, несмотря на то что сама Антарктида была достаточно хорошо обжита, каждый рейс судов туда проходил далеко не просто из-за суровых климатических и ледовых условий. Следуя к «Русской», экипаж под командованием Валентина Родченко знал о риске. Вертолетная разведка показала: лед для судна труднопроходимый. Но выбирать не приходилось. Ведь если без смены и с остатками продуктов полярники еще как-то могли продержаться до следующей навигации (самолетами доставку осуществить невозможно), то без топлива, при температуре ниже –50…–60° люди обречены. Нужно было попытаться пробиться к станции хотя бы на такое расстояние, чтобы имеющимися на борту двумя вертолетами перебросить грузы.
Первый раз «Михаила Сомова» придавило льдами на перепаде глубин в море Росса. Сам молодой лед был не страшен, но местами он раскрошился и превратился в кашу, а в ней судно не могло двигаться: гребной винт в таких условиях не крутился, руль не поворачивался.
— Видим, на некотором расстоянии от нас, на мели, — айсберг длиной около трех миль, и нас потихоньку несет к нему, — рассказывал Валентин Родченко. — Мы приближались к ледяной горе в течение трех дней. Но, наконец, лед между судном и айсбергом так спрессовало, что нас перестало двигать к этой махине. Но тут другой айсберг начал наступать на нас: миля, полмили, три кабельтова. Нас уже начало кренить на борт, а два айсберга вот-вот сомкнутся и раздавят судно… И тут произошло чудо: когда от надвигающегося айсберга нас отделяло метров двести, «Михаила Сомова» вдруг развернуло — видимо, попал в сильное подводное течение. Словом, этот айсберг прошел мимо борта, оставив за собой шлейф чистой воды. Мы этим тут же воспользовались и выскочили из ледовой западни — из зоны скопления айсбергов ушли миль на пятнадцать…
Морской закон
Но тут льды понесли судно в море Росса к югу — оно оказалось между берегом Антарктиды впереди и грядой айсбергов позади. Северный и северо-восточный ветры достигали ураганной силы. Они несли к «Михаилу Сомову» целые поля льдов, грозя раздавить судно. Ведь многие именно так и погибали в Антарктике: корабли прижимало бортом к береговому припаю, а с другой стороны налегали гонимые ветрами льды.
Вот почему, узнав о положении «Михаила Сомова», руководство Госкомгидромета, а также НИИ Арктики и Антарктики сразу дали указание, чтобы судно уходило от места скопления айсбергов на север — в Тихоокеанский ледовый массив. Там был шанс попасть в разреженные льды и выйти на чистую воду. Именно так в 1973 году спасся от гибели дизель-электроход «Обь».
Уходя от скопления айсбергов, «Михаил Сомов» разгружался, доставляя грузы вертолетами Ми-8 на «Русскую». Сначала самое необходимое — продукты и топливо, затем забрали старую смену зимовщиков и забросили новую.
Ловушка захлопнулась 15 марта: после начавшихся сжатия и облипания «Михаил Сомов» потерял ход. Повторное сжатие привело к полному клинению судна. Начался дрейф на запад, в сторону айсбергов, со скоростью семь миль в сутки.
Обстановка ухудшалась. 17 марта в 10 часов утра началось самое сильное сжатие, продолжавшееся до следующей ночи.
— Честно говоря, очень неприятное ощущение, — вспоминал Родченко. — Стоит оглушительный треск, судно содрогается, льдины, наползая друг на друга, поднимаются до половины борта. Особенно мы беспокоились за машинное отделение и второй трюм. Но все закончилось благополучно: «Михаил Сомов» выдержал. Кроме того, несмотря ни на что, продолжали снабжение «Русской». Это закон моря: пока есть силы, возможность — сделай все, чтобы помочь другому…
В начале апреля вертолеты летали еще и на теплоход «Павел Корчагин», стоявший у кромки льда со стороны океана. Тем более что на нем Ми-8 могли еще и заправляться. Но когда сосед оказался на пределе воздушной досягаемости, стало ясно: медлить и рисковать жизнью людей больше нельзя.
17 апреля началась частичная эвакуация на теплоход «Павел Корчагин». В первую очередь переправили экспедицию, перезимовавшую на станции «Русская», потом часть команды. Никто не хотел покидать судно, хотя все отдавали себе отчет — впереди главные трудности и реальная опасность. Капитану пришлось отправлять людей в приказном порядке.
Эвакуацию 77 человек провели вовремя — уже на следующий день «Павел Корчагин» вынужден был отойти: лед нарастал, и судно само могло оказаться в плену.
Вне «букваря»
На борту продолжать дрейф остались 53 человека. Продовольствия и воды должно было хватить. А топливо даже при минимальном расходе по пять тонн в сутки должно было закончиться к концу июля.
В самое сложное зимнее время судно оказалось в такой точке планеты, о которой ни в лоции, ни в ином морском «букваре» ничего не было сказано. Между тем апрель проходил, наступал май — льды становились все толще, ветры все сильнее, морозы крепчали. Какие еще сюрпризы ожидали мореплавателей?
С 26 мая в течение двух суток судно в очередной раз испытало сильное сжатие. Были слышны два очень сильных характерных звука разрываемых металлических стыков. Обстановка вынуждала постоянно работать машиной, чтобы не заклинило винт рулевой группы. А это вело к повышенному расходу топлива, которое надо было беречь — неизвестно, что впереди.
Оптимизм внушала мысль, что из Владивостока на выручку вышла на ледоколе «Владивосток» спасательная экспедиция. Впервые в истории советских антарктических исследований. Оставалось только ждать.
Впрочем, ледовый плен — это не только борьба за выживание. Экстремальные условия неожиданно предоставили уникальную возможность для научных исследований. По сути, «Михаил Сомов» превратился в дрейфующую научно-исследовательскую станцию. В этом районе Южного океана и в это время года такого никогда не было!
Наблюдали за поведением льда, заглядывали и в водную толщу. К востоку от моря Росса вдоль 150-го меридиана было поставлено 15 гидрологических станций. Через трещину в массиве десятибалльного льда провели уникальные измерения температуры и солености воды до глубины 3500 метров. Это были не только сложные исследования, требующие немалого опыта, — их вели при 40-градусном морозе и шквальном ветре. Приборы к рукам примерзали! А люди шли и делали свою работу на отлично.
Плавание в неизвестность
Путь «Владивостока» на выручку тоже был непрост. Этот ледокол — не самый мощный в ледокольном флоте того времени. Его 26 тысяч лошадиных сил не хватало, чтобы идти во льдах напрямую. Поэтому использовалась другая тактика: дожидаться и выбирать разломы, трещины в ледяных массивах и по ним медленно приближаться к цели. Поход на ледоколе «Владивосток» был, по сути, тоже плаванием в неизвестное.
По пути до «Михаила Сомова» ледокол не раз зажимало льдами. Один раз «Владивосток» застрял на 19 часов. Можно сказать, чудом удалось вырваться.
Наконец, 22 июля вертолет с ледокола сделал два рейса на «Михаил Сомов», доставив на борт овощи, фрукты, почту, экспедиционное оборудование. Это уже удача, ведь при необходимости можно было срочно доставить вертолетом продовольствие, топливо, теплую одежду — все необходимое для устройства ледового лагеря. То есть при самом плохом раскладе была возможность дрейфовать до наступления благоприятных погодных условий.
Расстояние между судами постепенно сокращалось. Наконец, 26 июля встреча состоялась — «Михаил Сомов» вышел на чистую воду.
Судно, выгрузившись, было почти пустым: ватерлиния и нижняя крашенная ярко-оранжевым суриком часть корпуса оказались высоко надо льдом. Значит, у «Михаила Сомова» теперь не было возможности своей тяжестью давить лед. Трудно представить, как поведет себя судно, которое пустым корпусом пытается расколоть лед. Все, к счастью, обошлось.
Антарктический поход «Михаила Сомова» еще раз подтвердил: трудно победить человека, верящего в свои силы. 133 ночи в ледовых тисках при 40-градусном морозе люди сохраняли нормальный ритм жизни. В этом — величие духа и верность профессии. Героями Советского Союза вместе с капитаном «Михаила Сомова» Валентином Родченко стали еще два участника тех событий: Артур Чилингаров — начальник спасательной экспедиции на ледоколе «Владивосток» и Борис Лялин — командир звена вертолетов Ми-8.