Кумир рыбаков, велосипедистов и женщин
Говоря по правде, семейные традиции не слишком давили на будущую звезду авиации. Сережа Уточкин, как и два его брата, рано остался сиротой. От приюта мальчиков спасло наследство, оставленное отцом: на часть этих денег братья воспитывались в чужих домах как пансионеры. В одном из таких домов произошла трагедия, наложившая отпечаток на всю дальнейшую жизнь Сережи. Сильно пьющий отец семейства, в котором жил мальчик, однажды повесился на чердаке, а супруга, обнаружив тело мужа, в состоянии аффекта взяла кухонный нож и лишила жизни всех своих детей. Сережа едва сумел убежать и с тех пор заикался. Нынче детский психолог наверняка обнаружил бы у него целый набор отклонений, незаметных обычному человеку. Нынче, но не тогда… Этот случай, как считают биографы авиатора, стал одной из причин нарушений его психики в будущем.
Лишенный необходимости идти по стопам отца, Сергей только до 15 лет обучался в коммерческом училище Святого Павла, а затем бросил учение и полностью отдался спортивным занятиям. По собственному признанию Уточкина, он занимался сразу многими видами спорта: от тенниса и фехтования до плавания, бокса и борьбы. Причем преуспевал вовсе не за счет выдающихся способностей, а лишь благодаря упорству и безграничной страсти к преодолению сил природы. В наши дни этого азартного юношу определенно сочли бы экстремалом. Он не просто занимался бегом, а соревновался с паровым трамваем. Не только в числе первых в стране освоил роликовые коньки, но обгонял на них велосипедистов, а на велосипеде ухитрялся опередить скакового рысака. На глазах у потрясенной публики спортсмен штурмовал ступени знаменитой Потемкинской лестницы на всех доступных ему механизмах от велосипеда до автомобиля. А на автомобиле упорный Уточкин даже пытался взлететь, приделав к нему небольшие крылья. Отчасти трюк ему удавался: при разгоне машина на несколько мгновений взмывала в воздух, а затем плюхалась на землю и продолжала движение.
В результате всех проделок будущего авиатора слава его в Одессе вскоре сделалась оглушительной. Знатоки тех лет утверждали, что в городе только две по-настоящему стоящие достопримечательности: статуя Дюка и Уточкин. Однако неугомонный одессит не ограничивался одними спортивными соревнованиями. Уточкин увлекался журналистикой, дружил с Аркадием Аверченко, Федором Шаляпиным и Александром Куприным, а свободное время посвящал картам и бильярду (где был весьма удачлив) и дракам с одесскими босяками (которым лишь изредка удавалось его одолеть). Правда, как-то во время погрома он заслонил собой от толпы еврея и получил удар ножом, уложивший его на больничную койку. Но когда представители еврейской общины явились в больницу с благодарностью, он не принял от них денежной награды, заявив, что защищал человека и национальность спасенного значения не имеет.
Уточкин и раньше много раз рисковал жизнью: падал с велосипеда и мотоцикла, врезался на полной скорости в шлагбаум на ночной дороге, переворачивался на яхте. Сам он говаривал, что больно ему не бывает, а бактерии опасаются его потому, что он сам опасен. Но на сей раз ранение оказалось серьезным, и потребовались обезболивающие препараты. К гашишу и кокаину, которыми баловался любимец Одессы до этого, добавился морфий, и пристрастие к наркотикам понемногу стало завладевать спортсменом. Современники отмечали, что именно в тот период пошатнулось его психическое здоровье и обострилась мания преследования — Уточкину постоянно казалось, что за ним следят какие-то неведомые враги.
Авиатор милостью Божьей
Удивительно, что одновременно с увлечением наркотическими препаратами, многочисленными травмами и прогрессирующим душевным недугом талантливый одессит продолжал достигать впечатляющих успехов в «наземных» и «водных» видах спорта. Непокоренным оставалось только небо, и вскоре Уточкину представился случай исправить это упущение. Первым его личным опытом полета стала прогулка на воздушном шаре вместе с посетившим Одессу воздухоплавателем Витолло. Впоследствии новоявленный аэронавт приобрел собственный шар, и поднимался в воздух не только над Одессой. Уже через год он отправился в Египет и с высоты полета своего шара наслаждался видами древних пирамид и пустыни Сахара.
Однако главной его мечтой оставались самолеты, высшая ступень воздухоплавания. Известный одесский богач и издатель «Русской мысли» барон Ксидиас приобрел для городского аэроклуба машину «Фарман», мечту каждого европейского пилота. Первым в полет отправился летчик Михаил Ефимов. Вторым русским авиатором самочинно сделался Сергей Уточкин, усевшись в самолет без всякой специальной подготовки. Как ни странно, он поднялся в воздух и затем приземлился даже без особых повреждений, невзирая на то что оказался за штурвалом впервые. Вскоре российский авиатор номер два выкупил у Ксидиаса самолет и отправился на нем в турне по российским городам и весям. Уточкину и его сногсшибательным полетам рукоплескали Киев, Харьков, Гомель, Нижний Новгород и Москва. Тысячи мальчишек, насмотревшись на лихие виражи «Фармана», мечтали стать летчиками и взлететь как можно выше в небо. Но нельзя сказать, что все полеты проходили одинаково безмятежно, поскольку авиация оставалась весьма редким и опасным занятием. То ветер бросал аэроплан на деревья, то останавливался мотор, и машина валилась на землю, а пилот получал новые травмы и принимал все больше наркотиков, чтобы побороть боль от ушибов, порезов и переломов.
Вершиной карьеры авиатора для Уточкина должен был стать сенсационный перелет Санкт-Петербург — Москва, который 12 летчиков планировали совершить впервые в истории российской авиации. Однако еще накануне полета три авиатора отказались лететь из-за плохой погоды. Уточкина погодой остановить было невозможно. Крикнув толпе зрителей, что отправляется в Москву выпить чаю, пилот стартовал с Комендантского аэродрома на своем моноплане «Блерио». Первые часы полета прошли нормально, но недалеко от Крестцов у самолета вышел из строя пропеллер. Уточкин плохо рассчитал место посадки, и шикарный «Блерио» разбился, врезавшись в высокий речной берег, а сам летчик в результате аварии оказался в больнице. Увечья, полученные им, оказались серьезными, как никогда: сотрясение мозга, сильные ушибы и переломы заставили врачей еще увеличить дозы принимаемых авиатором наркотических препаратов. Выйдя из больницы, он уже постоянно носил с собой шприц для морфия и кокаин. Авария у Крестцов стала последним ударом для неустойчивой психики Уточкина — в Одессу, по свидетельству репортеров, вернулся не кумир и любимец публики, а «хмурый, тихий обыватель» с вновь обострившейся до предела манией преследования.
«Клеймо безумца умрет вместе со мной»
Уточкина никуда не брали на работу, о полетах он также должен был забыть. Публика, еще совсем недавно носившая героя Одессы на руках, совершенно о нем забыла. Поначалу друзья летчика не верили в его болезнь, но со временем им пришлось примириться с этим трагическим фактом. Попытки отправить его на лечение обычно заканчивались бегством больного, и собираемые сочувствующими средства на оплату больницы пропадали попусту. В конце концов одессит перебрался в Петербург в надежде устроиться там. Но слухи о его душевной болезни распространялись по всей России, и в столице Уточкин не смог найти себе никакого занятия. Ненадолго облегчил его положение только гонорар за воспоминания, которые старинный товарищ Куприн опубликовал в своем журнале.
Последний свой аттракцион Уточкин устроил в Санкт-Петербурге, попытавшись войти в Зимний дворец для беседы с императором. Охрана, понятно, его не пропустила, хотя бывший авиатор кричал, что государь встретился ему на прогулке у Исаакиевского собора, признал гением и приглашал заходить в гости. Охрана дворца правильно оценила состояние летчика и под надзором отправила его в психиатрическую больницу. Войдя в безнадежное положение бывшей знаменитости, все расходы на лечение оплачивала городская управа. Правда, Уточкин не оценил оказанной ему помощи и в знак протеста против лишения свободы объявил голодовку — пришлось медикам кормить строптивца насильно. Вышел из лечебницы он нескоро — Россия в это время уже вступила в Первую мировую войну.
Летчик тут же принялся проситься на фронт, доказывая в разнообразных комиссиях, что совершенно здоров. Однако его не только не допустили к полетам, но даже отказали в приеме на авиационный завод, где Уточкин был готов работать буквально кем угодно.
Бывшему чемпиону и баловню судьбы, кажется, больше вовсе не находилось места в жизни. Понимание этого вновь обострило его душевный недуг, к которому добавилась еще и простуда — зима в столице выдалась необыкновенно холодной. Вскоре летчик вновь оказался в больнице, где побывал несколько лет назад. Там Сергей Исаевич Уточкин, один из первых российских авиаторов, и скончался под новый, 1916 год. Похоронили усопшего на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, там же, где лежали и другие его коллеги, погибшие в попытках покорить небесную стихию.
Екатерина Кравцова
