Проклятие Азии

В V веке полчища варваров с разных сторон вторглись в Западную Римскую империю, не оставив ей ни малейшего шанса на выживание. А в Восточной Азии аналогичные процессы произошли на столетие раньше. Именно тогда в Поднебесной империи услышали о страшном народе жужаней.

Называть кочевое объединение жужаней народом не совсем верно. Как всегда бывает в период исторических катаклизмов и потрясений, в бескрайних просторах степей появились банды грабителей и мародеров, различные по этническому, религиозному и социальному признакам. Но их прочно спаяла одна страсть — неукротимая жажда наживы. По этому поводу историки писали: «Происхождение жужаньского народа было несколько своеобразным… Общим у них было не происхождение, не язык, не вероисповедание, а судьба, обрекшая их на нищенское существование; и она-то властно принуждала их организовываться».

Под эгидой смертника

Властным объединителем этого, казалось бы, неуправляемого и разношерстного сборища стал некто Югюлюй (Юйцзюлюй). Известно, что в свое время он был рабом, и около 350 года был даже приговорен к казни, но успел бежать в горы. В 350-х годах вокруг него собралось около сотни подобных беглецов, которые сумели договориться с соседями-кочевниками о совместной жизни. Таким образом, Югюлюй сплотил вокруг себя головорезов, не ценивших ни своей, ни тем более чужой жизни. К нему бежали невольники от господ, нищие крестьяне из деревень и дезертиры из армии.

Созданная жужанями структура войска была продуманной и достаточно эффективной. Ее единицей считался полк в 1000 человек, который подчинялся предводителю, назначаемому ханом. В каждом полку было 10 знамен по 100 человек. При этом каждое знамя также имело своего начальника, что значительно облегчало управление. Законы войны неукоснительно соблюдались: отличившиеся в боях воины получали свою долю награбленного, а трусов казнили, побивая палками. Благодаря простоте своего устройства, а также хорошей и, главное, агрессивной военной организации, объединение жужаней стало массово притягивать к себе искателей приключений и разного рода преступников, желавших хорошо и вольготно жить за чужой счет.

С другой стороны, современники отмечали их крайне низкий и даже примитивный уровень жизни. Письменности жужани не знали и в качестве орудия счета использовали деревянные бирки с засечками или… овечий помет. Придворный историк китайской династии Северная Вэй сообщает, что господствующее племя представляло собой ветвь сяньби — древнемонгольских племен, кочевавших по территории Внутренней Монголии.

Языком их общения считается сяньбийский, бывший одним из диалектов монгольского языка, а само название «жужань» буквально пере-водится, как «ставка хана».

Впрочем, есть и иные трактовки данного слова: с монгольского языка его можно перевести как «порядок», «миролюбие», «согласие», или в другой транскрипции — как «сильное», «крепкое».

Очень быстро объединившиеся жужани стали представлять собой страшную опасность для соседей. Уже с 360 года разросшаяся орда степных бандитов постоянно совершала набеги на соседей, после которых стремительно исчезала на сопредельных территориях. Жужани были проклятием кочевой Азии. За считанные годы они стали гегемонами Великой степи, контролируя земли от Казахстана до Корейского полуострова.

Покалеченные судьбой

Понятно, что создать монолитное государство на базе десятков племен с большой долей дезертиров и разбойников было невозможно. Несмотря на то что в течение 2 столетий (с IV по VI век) жужани безраздельно властвовали от Байкала на севере до пустыни Гоби на юге, сведения о них крайне скудны. Большинство упоминаний содержится в китайских хрониках, освещающих жужаньскую историю лишь настолько, насколько она была связана с китайской. Выдающийся советский историк Лев Гумилёв считал, что распад Китая на несколько взаимно враждующих государств позволил жужаньской орде возвыситься и на короткое время даже стать одним из ведущих государств Восточной Азии.

После Югюлюя правил его сын Чилагу (Чэлухуэй), при котором и закрепилось прозвание «жужань». Около 390 года жужани разделились на 2 орды: восточную и западную. В 402 году они покорили уйгуров, а затем их власть признали кочевники в долине Тола и богатое хуннское племя баецзи. В результате завоеваний местом их главной ставки стал бассейн реки Халхин-Гол в районе Хангайских гор. Тогда же, в 402 году, правитель жужаней первым среди степных народов принял титул кагана, равнозначный императорскому.

Среди прочих направлений основным объектом их грабежей стали пределы Северной Вэй. Чтобы защитить себя от постоянных нападений, китайский император в 423 году удлинил Великую стену на 2 тысячи ли (то есть на 1000 км!) и создал на границе систему военных поселений. В те годы каганат жужаней находился в зените своего могущества. Китайские авторы пишут, что в это время у жужаней было до миллиона лошадей и бесчисленное количество овец.

С 360 по 555 год на необъятных просторах Великой степи господствовал зловещий жужаньский гнет, пока подвластное им племя тюрков во главе с ханом Бумыном не решилось выступить против поработителей. В 553 году им было нанесено серьезное поражение, и если бы не помощь Китая, принявшего у себя жужаней и отразившего нападение тюрков, они были бы полностью разбиты.

Но жужани не могли ужиться и в Китае. Не привыкшие к труду, они снова принялись за разбой. Китайский император направил против них войска, а затем изгнал из страны. После этого они бежали на территорию династии Западная Вэй, где также не нашли спасения и были выданы тюркскому послу. Ненависть к жужаням была настолько велика, что посол велел казнить всех взрослых мужчин, пощадив при этом женщин, детей и невольников. С жужанями было покончено, но они оставили после себя не только страшную память, но и жуткие знания о том, как человека можно превратить в животное.

Отнимающие память

Основной силой Жужаньского каганата было умение держать в подчинении завоеванные народы. Непосильный гнет приводил к мятежам, которые жестоко подавлялись завоевателями. Чтобы избежать массовых восстаний, жужани придумали новый и очень действенный способ закабаления людей. Он состоял в том, чтобы сделать из человека бессловесного манкурта. Само слово прекрасно передает содержание этого процесса: оно является производным от слов «ман», то есть «становиться слабоумным», «выжить из ума», и «курт» — «червь», «насекомое».

Особенно жестоко жужани обращались с пленными воинами. Если пленника продавали в рабство в соседние края, это было счастьем для него. Более страшная участь ждала тех, кого жужани оставляли у себя. Чтобы уничтожить даже мысль о побеге или сопротивлении, они научились уничтожать память. Достигали жужани своей цели при помощи страшной пытки: надевали на голову жертвы тяжелую и плотную верблюжью шкуру, так называемую шири. В первую очередь эта участь постигала молодых и крепких военнопленных. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку, а затем натягивали на них распаренные шири. Шкуры одного верблюда хватало на 5-6 шири.

После этого каждого обреченного заковывали в деревянную шейную колоду, которая не позволяла дотянуться головой до земли, и связывали руки и ноги. В этом виде пленников отвозили подальше от поселений и бросали на несколько суток на солнцепеке. При этом не оставляли им ни воды, ни пищи. Лишь на пятые сутки жужани проверяли пленников. Выживали один или двое из 5-6 человек. Погибали они не от голода, и даже не от жажды, а от невыносимых страданий, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Высыхая на солнце, она сдавливала череп и деформировала мозг, отрастающие волосы начинали врастать в кожу. В результате человек либо умирал, либо навсегда лишался памяти, превращаясь в идеального раба-манкурта.

Манкурт из человека превращался в абсолютно покорное и безопасное животное, которое использовали на самых тяжелых и грязных работах. Манкурт признавал только своего хозяина, выполняя любое задание. Он один заменял множество работников. Надо было всего лишь снабжать его пищей, больше для себя он ничего не требовал…

Подобная практика внушала неимоверный трепет соседним народам, и даже китайцы, известные изобретением многих изощренных пыток, ужасались в своих хрониках бесчеловечности жужаней. Именно поэтому массовая казнь этих кочевников тюрками и гибель их нестабильного государства были восприняты в Азии как избавление от кошмара.